Женатый мужчина - Страница 4

В первый раз за все эти дни мой милый, забрав дочку из садика, зашел с ней в магазин. Я, в восторге от того, что возможность видеть его так продлевается, конечно же, последовал за ним. Они довольно долго и бестолково блуждали по торговому залу и до такой степени не обращали на меня внимания, что я так обнаглел, что встал в очередь за подсолнечным маслом прямо за ними. Никакой бутылки у меня не было, но я ухитрился стянуть пустую молочную из ящика. Крышки, конечно, не было, и я рассчитывал выкинуть бутылку вместе с маслом сразу после выхода из магазина. Во время своего кружения по залу я набрал в корзину еще несколько банок.

Пройдя кассу и контроль, они остановились у столика, чтобы переложить покупки из корзины в сумку. Я подошел совсем близко, благоговейно прислушиваясь к их мирному семейному разговору.

- А я рассердилась, - докладывала девочка своему папе последние детсадовские новости, - да ка-ак встану с горшка (а я уже туда пописала и покакала), да ка-ак надену ему, Сашке этому, на голову - чего щиплется, дурак?!

Девочка сделала при этом энергичный жест и уронила куклу, которую до этого держала в руках. И она и мой любимый бросились поднимать одновременно, и тут волной, молнией, дубиной - чем хотите - на меня обрушилось - вдохновение. Я совершил предательство. В тот момент, как девочка стала разгибаться, я успел поставить свою корзину на край столика так, чтобы она, выпрямившись, непременно ее задела. Я рассчитал правильно: девочка выпрямилась, толкнула корзину, которая рухнула на пол. Три банки майонеза, разбившись вдребезги, обрызгали мне брюки до колен, а молочная бутылка в полете густо облила маслом мой свитер.

В глаза ни в чем не повинного ребенка появился даже уже не страх... А мой возлюбленный так прелестно смутился, что я готов был встать перед ним на колени. В то время, как его дочка потеряла дар речи, он стал не вполне вразумительно извиняться. Момент был потрясающий. Я добродушно рассмеялся:

- Что Вы, что Вы, бывает...

Его тонкие пальцы, чуть опущенные, дрожа, уже мяли пятерку.

- Ради Бога... майонез... масло... Прошу Вас, возьмите. Вы можете опять купить... Таня, я с тобой еще поговорю... Ах, Господи, Ваш костюм!.. Что же делать? Какое несчастье!..

Несчастье! Мне хотелось целовать его руки!! Пусть я выступал в такой жалкой роли, все равно, я вошел в его жизнь! Его дочери будет двадцать лет, а он как-нибудь со смехом напомнит: "Помнишь, Таня, когда тебе было пять лет, ты опрокинула в магазине на какого-то олуха бутылку с маслом! Ну и свитер у него был! А уж рожа!" В тот миг ему, однако, было не до смеха. Упиваясь своим великодушием и минутной властью, я продолжал:

- Ах, если бы мне не нужно было быть через два часа в... Я бы мог заехать домой переодеться... Я ведь далеко живу, и это не мне продукты, а для... - Ничего путного я не мог придумать, но любимый уже собрался с мыслями:

- Мы живем в том доме - видите? - Еще бы я не знал. - Я Вас прошу... умоляю... раз такое случилось, не откажите... поднимемся к нам. Жена что-нибудь придумает. Нельзя же в таком виде... Ах, Таня, Таня...

Таня уже поняла, что кровава расправа ей не предстоит, и начала понемногу улыбаться. Мы еще раз обменялись с ее папой любезностями, и я пошел за ними...

Когда мы подошли к двери, сердце мое остановилось и упало куда-то в желудок. Мог ли я еще час назад представить себе, что вдруг буду допущен в этот почти интимный, теплый его мир, мир человека, про которого я даже незнал, как его зовут, но который был для меня дороже моего дыхания!

Обмирая, я переступил порог его квартиры. Молодая блондинка, кинувшаяся нам навстречу и оказавшаяся женой, узнав, в чем дело, закричала:

- Ах, Олег, это она в тебя такая неуклюжая, ты тоже абсолютно не предусматриваешь своих движений... Таня, уйди в свою комнату и не показывайся! Мог бы лучше контролировать ребенка.

"Олег, Олежек, Олененок мой..." - счастье свалилось на меня так внезапно, что я почти потерял голову.

- Молодой человек, что же Вы стоите в дверях? У меня есть чудесная австрийская паста, я Вам в два счета масло выведу.

- Я, собственно... - я все еще держался за сердце, стараясь с ним совладать.

- Так идите в ванную и подайте мне оттуда Вашу одеж

ду! Она отрывала меня от него! Разделяла дверью! Ах,

Олежек, я и через это пройду! Я вошел в ванную и протянул ей последовательно свитер и брюки. Тогда эта женщина сделала то, за что я до конца жизни готов таскать для нее камни: просунула мне большой коричневый махровый халат со словами:

- Оденьтесь пока в халат моего мужа. Не сидеть же Вам в трусах, пока все высохнет.

Как безумный, я схватил халат и уткнулся в него лицом. Шершавая, застиранная ткань пахла вульгарным одеколоном, немножко потом и еще чем-то непостижимым, сумасшедшим и желанным до боли. Я даже не пытался бороться с приступом вожделения. Сжимая в объятиях халат, я содрал и отшвырнул вон трусы, потом последним наитием повернул кран. Шумно полившаяся вода заглушила мои стоны. И я едва успел отодвинуть халат в сторону и направить в ванную освобождающуюся струю...

Я вышел абсолютно счастливым, и то, что никто не посмотрел в мою сторону, совершенно не тронуло меня. Из кухни доносилось позвякивание утюга и голос Олежкиной жены:

- Какого черта ты приволок сюда этого типа? Вечно ввяжешься во что-нибудь мне на голову. И не надо больше к нему выходить - я сама его сейчас в два счета отправлю вон.

Я опять нырнул в ванную. Мне все уже было безразлично. Постучав, она отдала мне мою одежду и ледяным тоном сказала:

- Я сделала все, что могла. Мой муж еще раз передает Вам свои извинения, переоденьтесь - и идите. Дверь захлопните. До свидания.